Ю.Ф. Родиченков,
канд. филос. наук, доцент,
кафедра гуманитарных
и социально-экономических дисциплин,
Филиал
ФБГОУ ВПО «Московский государственный
университет технологий и управления
им. К. Г. Разумовского» в г. Вязьме Смоленской области

«Чудесная наука, тайная философия»: пять согласий Великого Делания в "Алхимическом Служебнике" Томаса Нортона

Одним из выдающихся английских алхимиков XV в. является Томас Нортон (ок. 1433–1513/14), алхимическим идеям которого и посвящена эта работа. На фоне таких выдающихся мыслителей Британии, как Роджер Бэкон, Джон Ди или Исаак Ньютон, имеющими также самое непосредственное отношение к алхимической традиции, место, которое занимает Томас Нортон в истории алхимии, конечно, не самое заметное, но все же вполне достойное и весьма примечательное.

Представить подробный отчет о биографии Томаса Нортона вряд ли удастся. Кое-что известно из ряда разрозненных источников, кое-что – из свидетельств его праправнука Сэмюэла Нортона (1548–1621), который был также алхимиком, правда, не таким известным, как его предок. С. Нортону приписывается несколько алхимических трактатов, среди которых: «Завершение и совершенство алхимии» (лат. «Alchymiæ complementum, et perfectio»), «Эликсир, или Жизненный медикамент, или Способ приготовления истинного питьевого золота и cеребра» (лат. «Elixer, seu Medicina Vitæ seu modus conficiendi verum Aurum et Argentum Potabile») и другие книги – все они были напечатаны после смерти автора. Скорее всего он практиковал алхимию во время учебы в колледже Св. Иоанна в Кембридже [1, с. 150–151].

Мы знаем, что Томас Нортон был уроженцем Бристоля. Отец его был шерифом (1401 г.) и мэром (1413 г.), а также неоднократно представлял Бристоль в парламенте. Томас Нортон
был человеком состоятельным и весьма влиятельным, он состоял в Тайном совете при Эдуарде IV, неоднократно выполнял ответственные поручения короля, а в 1470 г., когда Эдуарду IV пришлось бежать в Бургундию, он сопровождал его. Об этих фактах мы можем говорить с достаточной степенью уверенности. Некоторые авторы сообщают, что Томас Нортон был таможенным чиновником [2, с. 107]. В ряде источников фигурируют и другие сведения, но они не всегда находят серьезное подтверждение.

Прославился Томас Нортон своим поэтическим трактатом, который он назвал весьма претенциозно – «Алхимический служебник» [3]. Как сам трактат, так и имя его автора могли бы
остаться практически в полной безвестности, если бы не сложилось так, что это сочинение привлекло внимание известного философа и алхимика-розенкрейцера Михаэля Майера (1568/69–1622). Д. Фернандо в своей энциклопедии алхимии пишет о Томасе Нортоне так: «Английский алхимик, ставший известным благодаря своим работам и энтузиазму других, особенно Эшмола и Михаэля Майера» [4, c. 115]. В 1618 г. в Франкфурте-на-Майне Майер издал книгу на латинском языке, которая получила название «Золотой треножник, или Три избранных химических трактата» [5]. В эту книгу вошли трактаты Василия Валентина «Практика» с приложением «12 ключей мудрости», «Завещание» аббата Джона Кремера из Вестминстера, а также «Алхимический служебник» Томаса Нортона, который М. Майер перевел на латинский язык, что и сделало книгу доступной европейскому читателю.

Этот трактат был написан Нортоном на английском языке под названием «The ordinall of alchimy», Майер же в латинском переводе дал ему название «Crede mihi, seu Ordinale» («Верь мне, или Служебник»), что соответствует полному названию в некоторых рукописных источниках. На английском же языке книга Т. Нортона в печатном виде появилась лишь в 1652 г. Э. Эшмол, опубликовал оригинал трактата в своем «Британском химическом театре». Собственно, с поэмы Нортона и начинается этот примечательный сборник – первые 106 страниц после предисловия Э. Эшмола (1617–1692). Интересно, что авторство трактата в рукописях не обозначено, но Томас Нортон сам побеспокоился о том, чтобы его имя дошло до читателя.

«Алхимический служебник» состоит из семи глав. В начале каждой из глав по одной и несколько букв – заглавные. Если сложить их вместе, получается: «TOMAIS NORTON OF BRISETO», т.е. «Томас Нортон из Бристоля», если же к имени добавить еще и первую строку седьмой главы, то получится «TOMAIS NORTON OF BRISETO a parfet Master ye maie him call trowe» т.е. «ТОМАС НОРТОН ИЗ БРИСТОЛЯ, ты можешь называть его истинным безупречным Мастером» [3].

Нортон был вполне добропорядочным продолжателем традиции, не склонным раскрывать все тайны, – о своем учителе он пишет достаточно определенно, хотя имени его не называет. Большинство же исследователей считает, что учителем Нортона был знаменитый алхимик Джордж Рипли (ок. 1415 – ок. 1490), каноник из Бридлингтона. Но имя Рипли не упоминается в тексте, опубликованном Э. Эшмолом, хотя, как отмечают М. Ниренстайн и П. Чепман, в одной из рукописей среди персоналий Джордж Рипли все же упоминается [6, с. 299].

Алхимией Томас Нортон заинтересовался довольно рано. Пытаясь познать секреты великого делания, он стремился к общению с другими алхимиками, чтобы научиться искусству не из книг, а с помощью настоящего мастера. Наконец удача улыбнулась ему, и он вступил в переписку с Джорджем Рипли. Последний, видимо, проявил интерес к занятиям молодого алхимика и написал Томасу письмо, в котором приглашал его приехать для личной встречи. Нортону было двадцать восемь лет, когда он, презирая все тяготы дальней поездки, «проехал к своему наставнику сотню миль и больше». Далее Томас Нортон сообщает, что по приезду он «непрестанно сорок дней изучал все тайны алхимии» [3, с. 33].

Как бы то ни было, сам Томас Нортон свою встречу с Рипли оценивает очень высоко. О результатах своего обучения он пишет так: «Тогда темные сомнения у меня рассеялись, / Стало так, что открылось мне, как связано все в природе. / Причина всех чудес стала настолько ясной / И настолько обоснованной, что не осталось места отчаянию. / И если твой наставник и ты подобны моему учителю и мне, / То не останется у тебя сомнений» [3, с. 34].

Томас Нортон во многом является продолжателем алхимического златоделия, но его рассуждения не ограничиваются исключительно аспектами лабораторной практики, ему не чужды онтологические обобщения, касающиеся природы в целом, взаимосвязей явлений в ней и причине чудес. Не осмыслив явлений космического масштаба, трудно добиться успеха в работе на уровне алхимических лабораторных операций, что вполне соответствует «Изумрудной скрижали» Гермеса Трисмегиста, ведь то, что внизу, подобно тому, что вверху. Значимость и роль самой алхимии обусловлена космическими масштабами ее философских идей. Алхимия, в понимании Нортона, не просто учение, не просто философия, – это «наука, которую наш Господь даровал тем людям, которых он любит», и поэтому предки в старину «называли эту науку Святой Алхимией (Holy Alkimi)» [3, с. 15].

О происхождении самого слова «алхимия» Нортон сообщает совершенно определенно: «Наука получила свое имя от короля, / Которого звали Алхимус, и это не ложь. / Он был славным государем благороднейших помышлений, / Его великие достоинства помогли ему обрести это искусство. / Он изучал природу и был благородным мудрецом, / Он не стремился к богатству и своими поисками познал это делание» [3, с. 21].

Вообще, в истории алхимии Томас Нортон был не единственным, кто приписывал происхождение слова «алхимия» некоему Алхимусу или Алхемусу. Были сторонники этой версии и
до Нортона, были и в более поздние времена. Некоторые последователи алхимии считали, что название Великого искусства произошло от имени одного из древних мудрецов, которого звали Хемес или Химес. Алхимика с таким именем упоминает еще Зосима Панополитанский (ок. 350–ок. 420) [7, с. 240]. Понятно, что элемент ал- (арабский определенный артикль) слово «алхимия» получила лишь через несколько столетий после жизни Зосимы, в период исламской алхимии (VII–XII вв.). Через два столетия после смерти Томаса Нортона Франциск Меркурий ван Гельмонт (1614–1698/99) в своей известной книге «153 алхимических афоризма» в первых трех афоризмах сообщает: «Алхимия – это совершенное знание всего того в природе и искусстве, что относится к царству металлов; и это знание по причине своего величия называется многими другими именами и было придумано неким Алхимусом, как некоторые думают» [8, с. 1].

Своими утверждениями о том, что знание о тайнах алхимии было обретено познанием природы, благородным трудом ученых мужей, вступает в некоторое противоречие с его собственным положением, высказанным буквально на первой странице «Алхимического служебника» сразу после предисловий. Томас Нортон в первой главе своей книги пишет: «Чудесная наука, тайная философия / Обретена исключительно милостью и даром Всевышнего. / Никогда она не была найдена трудом человека, / Но лишь в откровении и вразумлении берет свое начало. / Никогда она не была продана или куплена за деньги / Любому, кто стремился ее обрести, / Но тому, кто обладает талантом дарована милостью» [3, с. 13].

Несмотря на то, что автор обещает разъяснить все точно и понятно, о практике Великого делания, как и подобает алхимику, он пишет весьма туманно, аллегорично и маловразумительно. Начальный этап – грубую работу (gross worke) – Томас Нортон описывает в IV главе. Эту работу он считает грязной, даже отвратительной, но необходимой, без которой успеха достичь невозможно. Нортон пишет: «Грубая работа по-своему отвратительна, / И, как ты увидишь, полна опасностей» [3, с. 47]. Этот этап связан с подготовкой того, что будет задействовано на последующей стадии, в частности, минеральных веществ, которые следует подвергнуть очистке. Такого рода очистку Нортон называет «самой грязной из всей Грубой работы». Этот этап – еще не самая главная тайна, Грубая работа рассчитана скорее на мастерство ремесленника, чем на познания философа. С нескрываемой ноткой назидательности автор на смеси латыни и английского сообщает: «В этой работе ты не найдешь ничего, / Кроме ремесла, именуемого Механическим Искусством» [3, с. 49]. И не без гордости того, кто уже прошел этот этап, Нортон предупреждает: «Без опыта у тебя ничего не получится». Несмотря на то, что Грубая работа – далеко не ключевой этап Великого делания, все же Нортон придает ей большое значение. Она важна и, в соответствии со своей важностью, довольно продолжительна – если бы эту работу удалось сделать за три года, то «это был бы счастливый шанс» [3, с. 47]. «Механическими искусствами» (англ Arte Mechanicall, лат. artes mechanicae) еще со времен Древнего Рима назывались те занятия, в которых применялся физический труд, поэтому ими могли заниматься не только свободные люди, но и рабы. Поэтому у Т. Нортона такое искусство необходимо в грубой работе, требующей умений, навыков и опыта ремесленника. В главе, посвященной тонкой работе, речь будет вестись о более возвышенных и теоретизированных искусствах.
Пятая глава – самая объемная – повествует о Тонкой работе. Подчеркнув необходимость знания начал философии, Томас Нортон погружается в пространные рассуждения об элементах, их качествах (холод, тепло, влажность, сухость) и металлах, основывая свои утверждения на античном учении о качествах – аристотелевском квалитативизме. Не менее пространные рассуждения он ведет о цветах и их роли в Великом делании. Их символизм и последовательность – черный, белый, красный (соответственно стадиям: нигредо, альбедо, рубедо) – Нортон располагает во вполне традиционной схеме, но это лишь в ключевых этапах пути к обретению философского камня. Но наряду с основной последовательностью цветов Томас Нортон выделяет и цвета промежуточные. И если желтый (citrine – лимонно-желтый или оранжевый, соответствует стадии цитринитас) хотя и не часто упоминается алхимическими авторами, тоже является вполне традиционным еще со времен александрийской алхимии. Правда, наряду с желтым, на той же стадии (между альбедо и рубедо) Нортон упоминает еще один цвет, даже, скорее, оттенок – розовый (rufe).

Вообще, стоит отметить, что Томас Нортон, демонстрирует поразительное внимание к цветам и оттенкам. Он пишет: «Врачи различают девятнадцать цветов урины / <...> / В нашей
тонкой алхимической работе / Проявятся все цвета, что когда-либо видел человеческий глаз, / А точнее, на сто цветов больше, / Чем врачи видели в урине» [3, с. 56-57]. И далее Нортон поясняет, что все цвета всех возможных соединений, всех последовательных стадий Великого делания, всех операций на пути к обретению философского камня должны проявиться в ходе Тонкой работы.
В шестой, предпоследней главе «Алхимического служебника» Томас Нортон формулирует основные правила, которые он называет «concords», что можно перевести как «согласия», «согласования» или «соответствия». Вообще, идея внутренней согласованности, целостности, единства всех приемов и операций (включая и действующее начало – самого алхимика), сосудов и инструментов на пути к трансмутации является одной из основополагающих в понимании Томаса Нортона. Изложение пяти главных правил работы он предваряет словами: «Обращаясь к вопросам согласованности, / Имей в виду, что не должно быть никакого разногласия (variance) / Между тем, что должно быть в гармонии (accorde); / Ведь из разногласия может появиться разлад, / И оттого твоя работа может пропасть / Вместе с твоим трудом и затратами. / Тот же, кто желает добиться успеха в работе, / Должен постичь пять согласий» [3, с. 92].

Первое правило согласия – гармония разума с работой (Mind accorde with the Warke). В соответствии с этим правилом, алхимик не должен быть легкомысленным, неприемлемо работать в спешке, нельзя терять веру в успех, нельзя быстро увлекаться и разочаровываться. Людей непостоянных и поддающихся эмоциям, Нортон называет «порхающими как бабочки».

Второе правило требует соответствия работы и ее исполнителей (Crafte and her Workemen). О требованиях, которые алхимик должен предъявлять к себе и своим подручным,
Нортон пишет так: «Лишь тот исполнитель подойдет для этого предназначения, / Который трезв, мудр, усерден, / Предан и внимателен, а также скромен, / Не болтлив, не порочен телесно, / С чистыми руками, осторожен, послушен и не самоуверен» [3, с. 94].

По третьему правилу добиться успеха можно лишь тогда, когда оборудование соответствует работе (When Warke accordeth with Instruments). Здесь автор сообщает, что для каждой
отдельной операции нужны свои приспособления, правильно используемые сосуды; подробно рассматривает материалы, в частности, стекло, глину и свинец, при этом сосуды из различных материалов требуются для различных целей. Отдельно Нортон останавливается на печах и режимах поддержания огня. Стоит отметить, что автор упоминает и о собственных новшествах, которые помогают поддерживать несколько различных режимов нагрева одновременно, при этом «трижды по двадцать разных степеней нагрева ты можешь получить», подчеркивая при этом, что предназначены они «для работ, которых также трижды по двадцать, и для каждой свое тепло» [3, с. 97]. Завершая объяснения по поводу этого правила, Томас Нортон пишет: «У того, кто живет в невежестве, / Вся его работа по воле случая пропадет. / Никто не может быть уверен, что достигнет цели / Без полного соответствия искусства и оборудования» [3, с. 98].

Четвертое правило устанавливает соответствие «между этим искусством и подходящими местами» (Between this Arte and Places Convenable). Речь здесь идет о месте в смысле определения пригодности его для алхимических операций, ведь в разных местах разные условия воздействия природных сил, что создает определенную специфику. Нортон пишет: «Некоторые места должны непременно быть постоянно сухими, / Закрытыми от воздуха, ни в коем случае не ветреными, / Некоторые должны быть в непроглядной тьме, / Куда не проникают лучи солнца <...> Некоторые места должны обязательно быть влажными и холодными». Очень важным также является географическое расположение мест с точки зрения астрологии. Автор подчеркивает: «Астрологи говорят, что это великое благо – / Подобрать самое подходящее место» [3, с. 98–99].

Целиком роли астрологии в алхимическом делании посвящено пятое правило, оно требует гармонии «между небесной сферой и нашей тонкой работой» (Between the Sphere of Heaven and our Suttil Werks). Томас Нортон неоднократно рассуждает о важности учета астрологических данных в алхимии. Здесь же, в шестой главе, он наиболее определенно и подробно пишет о роли астрологии. И здесь мы видим не только теоретические рассуждения, перед шестой главой размещена иллюстрация, которая представляет собой четыре гороскопа, составленных самим Томасом Нортоном. В двух из гороскопов, расположенных в нижнем ряду, четыре пояснения по-латыни по поводу того, к чему именно относятся астрологические расчеты. Из латинских фраз можно сделать предположение, что гороскопы – это расчеты благоприятного времени начала четырех основных этапов великого делания.

О своем труде автор, конечно, самого высокого мнения. Он сообщает читателю, что его книга, «подобная, – как пишет сам Томас Нортон, – служебнику для священника», будет весьма полезной. Не сомневаясь в значимости своей работы, он заявляет, что «для мудрого алхимика эта книга бесценна». Заканчивает Нортон свой труд не менее самоуверенно, не оставляя и тени сомнений по поводу значимости своей поэмы. Но не это главное в заключительном слове автора. Томас Нортон объясняет, почему он написал свою книгу на английском, а не на латыни. Стоит отметить, что подобные рассуждения, столь не характерные для алхимического трактата, делают «Алхимический служебник» произведением подлинно оригинальным. И, конечно же, подобные идеи могли появиться лишь в недрах поздней алхимии (о специфике алхимии позднего периода см. [9. c. 8–49; 10; 11, с. 76–77]).

«В этом служебнике я избавил вас от всех сомнений, / Здесь нет неправды и ничего не упущено. / Были дни, когда этим учением / Я был бы удовлетворен более, чем тысячей фунтов, / А триста фунтов были бы мне не столь желанны, / Как та глава, что повествует об огне. / И пусть не будет удивлением ни для лордов, ни для ваших друзей, / Что такая благородная наука, которую все называют Arte, / Изложена здесь на простом и грубом английском языке. / Это сделано для того, чтобы слова мои дошли до множества / Простых людей, тех, кто занимается этим делом. / На десять тысяч простых людей найдется с десяток умелых и образованных, / А потому огромные богатства, известные мудрым, в этой стране / Теряются из-за невежественности. / И многие люди разного звания / Каждый год сталкиваются с великой бедностью. / Прекратите, люди, прекратите пребывать в недомыслии. / Лучше поздно, чем никогда, распрощаться с невежеством. / И тот, кто найдет удовольствие в чтении этой книги, / Пусть молится за мою душу, а также за всех живых и мертвых. / В год от Рождества Христова тысяча четыреста семьдесят седьмой / Был начат этот труд, да восславится Христос на Небесах» [3, с. 106].

Томас Нортон совершенно однозначно объясняет, почему он написал свою книгу на английском – для того, чтобы сделать ее доступной не только образованным людям, но и простому народу. Эта сверхзадача, несмотря на благородные побуждения автора, вступает в противоречие с эзотерическим характером передачи алхимических знаний (исключительно от учителя к ученику при недоступности для профанов – такой путь Нортон считает единственно возможным, о чем он и пишет на первых страницах трактата), что вряд ли совместимо с просветительскими лозунгами. Таким образом, книга Томаса Нортона содержит ряд не только неординарных, но и противоречивых идей, касающихся, в частности, социально-экономических аспектов, а также целей и предназначения алхимии.

Список литературы:
1. Timmermann A. Verse and transmutation / History of science and medicine library. Vol. 42; Medieval and early modern science. Vol. 21. Leiden–Boston: Brill, 2013.
2. Tilton H. The Quest for the Phoenix: Spiritual Alchemy and Rosicrucianism in the Work of Count Michael Maier (1569–1622). Berlin, New York: Walter de Gruyter, 2003.
3. Norton Th. The ordinall of alchimy // Theatrum Chemicum Britannicum. Containing Severall Poetical Pieces of our Famous English Philosophers, who have written the Hermetique Mysteries in their owne Ancient Language. Faithfully Collected into one Volume, with Annotations thereon, by Elias Ashmole, Esq. Qui est Mercuriophilus Anglicus. London, 1652. P. 1–106.
4. Fernando D. Alchemy. An illustrated from A to Z. London: Blandford, 1998.
5. Maier M. Tripus Aureus, hoc est, Tres tractatus chymici selectissimi. Frankfurt am Main: Lucas Jennis, 1618.
6. Nierenstein M., Chapman P. Enquiry into the authorship of the Ordinall of alchimy // Isis. 1932. Vol. 18. № 2. P. 290–321.
7. Lindsay J. The origins of alchemy in Roman Egypt. London: Frederick Muller, 1970.
8. Helmont van F. M. One hundred fifte three chymical aphorisms. London: Printed for the author, sold by W. Cooper. 1688.
9. Халтурин Ю., Кучурин В., Родиченков Ю. «НЕБЕСНАЯ НАУКА»: западная алхимия и российское розенкрейцерство в XVII–XIX вв. Санкт-Петербург: РХГА, 2015.
10. Родиченков Ю.Ф. Натурфилософия поздней алхимии: трактат XVI–XVII вв. как отражение распада // Эпистемология и философия науки. 2008. Т. 15, № 1. С. 216–219.
11. Родиченков Ю.Ф. Практическая духовность и духовная практика алхимии // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2013. № 4. С. 66–86.